Не спетый  романс

                              (фрагмент из романа «ДОРОГИ»)        

         Никита Боянов, выпускник Васильковского военного училища, ехал пассажирским  поездом в свой первый отпуск. Несмотря на духоту и грязь в вагоне, настроение у него было приподнятым. Ещё бы: в руках диплом военного специалиста, на плечах – погоны лейтенанта, а в кармане – месячное жалованье советского офицера, хотя и скромное, но достаточное, чтобы купить родителям недорогие подарки, а девушку пригласить в кино, или, на танцы. Вагон был полупустым. Невдалеке сидели две   приятные старушки и тихо беседовали, что-то вспоминая. Стройная фигура офицера, обтянутая ремнями, аккуратная причёска, с небольшими завитушками на затылке, хорошо отглаженные бриджи и, до блеска начищенные сапоги – напомнили дамам о далёкой  молодости и гусарских романах. «Какой молодец», - долетело до Никиты. Он оглянулся и, поняв, что речь идёт о нём, смутился и перешёл в конец вагона, где никого не было. Усевшись возле окна, с безразличием стал смотреть на пролетающие мимо столбы, автомашины и платформы встречных поездов. А будет ли у меня когда-нибудь «роман»? - подумал Никита и загрустил. Для этого, наверное, надо иметь девушку, но где она? Все подружки, которых знал, замуж вышли. Одна, только, Томка придурковатая осталась, которая всем язык показывает и всегда дерзит. Здесь мысли оборвались, потому что поезд остановился, и в вагон с шумом ввалилась ватага студенток, ехавших на практику.

         - Может,  дальше пройдём? - предложила одна из них.

         - Нет! - ответили остальные хором, увидев парня.

         - Возможно судьба тут, - сказала самая чернявая и громко рассмеялась. На следующей станции поезд опять остановился, и девчонки, с таким же шумом, стали выходить с вагона. Будучи уже на перроне, чернявая прокричала, засмеявшись: «Адресочек бы дал, лейтенантик, а мы бы тебе – письма писали!». Никиту очаровал её смех. «На обратном пути, красавицы, если встретимся!» - крикнул он в ответ и приложил руку к губам, посылая воздушный поцелуй. Все девушки проделали то же самое, от чего ему стало жарко… Если бы чернявая поманила, - мелькнула мысль, - сошёл бы с поезда и побежал  за ней, хоть на край света. Красивая девушка. Второй такой – не найти! Но этого не случилось, и он понимал, что обратного пути не будет, а будут другие дороги и встречи.

                                Только раз, бывает в жизни встреча,

                    Только раз – судьбою рвётся нить! 

вспомнились слова старинного романса. За окном опять мелькали столбы, автомобили, а перед глазами ещё долго стояла красивая и весёлая незнакомка, имя которой он уже никогда не узнает.

         Пересев в Киеве на другой поезд, лейтенант Боянов продолжил путь. Был уже вечер. Напившись вдоволь чая, он взобрался на верхнюю полку и стал листать старый журнал, принесённый проводницей. Освещение было слабым,  читать было трудно. Никита, отложив журнал, закрыл глаза и стал прислушиваться к стуку колёс.

Раз и, раз и, раз и, два.

Та-та, та-та, та-та-та.

Кто-то   едет,   кто-то –  ждёт

                                                             И уже встречать идёт.        

Слушая музыку колёс, он беззаботно уснул.

          Подъезжая к Чертомелям, Никита уже не отходил от окна и, с волнением, всматривался в знакомый с детства ландшафт. В лесопосадке, среди поредевших деревьев, он успел заметить небольшой холмик земли, заросший травой. Это, наверное, могила танкиста, - подумал он. Надо прийти сюда и оправить её. Жаль, что Сашка не будет – в армии служит: а то б мы вместе это проделали.

         - Станция Чертомели! - объявила проводница. Стоянка поезда – 3 минуты. - Мне и 30 секунд достаточно, - сказал лейтенант и ступил на перрон родного вокзала. Поезд ушёл, а в голове ещё выстукивало:

Я приехал. Меня – ждут,

Но на встречу – не придут!

Не придут, потому что  явился без уведомления. Постояв с минуту на перроне, и, не увидев никого из знакомых, Никита, не спеша,  направился туда, где был родительский дом: сначала по шпалам, а потом вдоль железнодорожного полотна, по хорошо протоптанной дорожке. Отец, наверное, уже ушёл на работу, а мать, как всегда – хлопочет по хозяйству. Я подойду к дому и, чтоб не напугать её, тихонько позову: «Ма-а-а!». Вот школа, где учился, а это – маслозавод. Здесь всегда пахло свежим подсолнечным маслом. И сейчас пахнет! С бокового двора вышла стройная девушка и пересекла дорогу. - Не переходи дорогу, красавица – несчастье принесёшь, - пошутил он. Вернись обратно! - Перебьёшься. А если этого хочешь, подожди до вечера, - ответила девчоночка и показала язык. Томка. Несомненно – Томка! Лучше бы дорогу перешли десяток чёрных кошек, чем она. Теперь, уж, точно несчастье будет! Пока он рассуждал, Томка была уже в магазине, где работала, и рассказывала всем подряд, что приехал Никита и пригласил её на танцы. Возможно у них, даже, свадьба будет! Подружки  сначала не поверили, но когда увидели настоящего, живого лейтенанта, удивились, что Томка, в этот раз, «правду» сказала. Везёт же девчонке! - завидовали они.

В доме Бояновых был праздник. По случаю приезда Никиты собрались родственники. Никита всем представился, ответил на интересующие их вопросы, а потом, улучив момент, смылся в молодёжный клуб. Войдя в танцевальный зал, он сразу столкнулся с Томкой.

- Потанцуем, лейтенант? - предложила она.

- Мне не хочется.

- Пригласил девушку на танцы, а танцевать – не хочет!

- Я тебя не приглашал.

- Пригласи сейчас. Впрочем, это уже не имеет значения: всеравно все говорят, что ты мне сделал предложение!

- Как, так?                                                                               - Да, так… Почему не дождался меня на дороге? Если б ты оказался на том месте, где расстались, я бы  сделала для тебя всё, исполнила бы любое твоё желание.

         - Любое, говоришь?

         - Да. Даже то, о чём ты подумал!

         - Ты, Томка, в своём уме?

  - Больше, чем тебе кажется, - ответила она и пошла к выходу.  Бред какой-то. Надо с этим разобраться, - решил парень и последовал за ней. На улице, возле клуба, тасовалась молодёжь, и он, натыкаясь на влюблённые пары,  потерял Томку с вида. Как в воду упала! Наплела целый короб, Бог знает чего, и канула. Ну и чёрт с ней: уйду домой, и больше сюда не приду. Не для меня эта «секта» –  трясунов несчастных!

Идя по шпалам железной дороги, Никита вспомнил незнакомую смуглянку, которую видел в поезде. Где она сейчас? Ему захотелось возвратиться на то место, где расстались, и куролесить там до тех пор, пока она снова не появится в вагоне, не сверкнёт чарующим взглядом.

Было уже темно. На столбах зажглись фонари, а в домах – люстры. Никита уже подходил к своему дому, как из окна соседней усадьбы брызнул свет. Это было так неожиданно, что он невольно взглянул в ту сторону и… оторопел! Там стояла, хорошо освещённая электрической лампой, девушка, точь-в-точь такая, какую видел в поезде, и о которой, только что, думал. Такие же тёмные волосы, сплетённые в длинную, толстую косу, большие, чёрные глаза и выразительные, как нарисованные талантливым художником, брови. На смуглом, красивом лице – очаровательные, припухшие и слегка растянутые, как при улыбке, губы. Никита не мог оторваться от окна и смотрел, как околдованный. Очи чёрные, кто вы? Девушка прошлась по комнате, положила книгу на стол и включила радиоприёмник. Полилась прекрасная музыка Кальмана, дополнившая и без того обворожительный образ незнакомки. Он простоял бы там всю ночь, любуясь редкой красотой, но всему бывает конец: погас свет, умолкла музыка, пространство погрузилось в темень.

Гости уже разошлись, а спать не хотелось. Никита, от нечего делать, решил воспроизвести на бумаге увиденное: нарисовал дом, окно, но богиня красоты – не получалась. Девушка, которую он изобразил – не излучала тепло, и он пожалел, что не родился художником. Оставив «творение» на столе, изрядно утомившись от непривычной работы, Никита уснул. И снится ему, что витает над домом незнакомки, а она, как лебёдушка, отчаянно бьёт крыльями, и через открытое окно пытается вырваться на волю. Мать удерживает её за ноги, а возбуждённый отец – досками заколачивает оконный проём, чтоб не вылетела, да так громко, что Никита, даже, проснулся. Маленькая Катя давно ждала этого момента и, услышав шорох в комнате,  вошла к брату. Увидев рисунок, спросила: «Это – Тамарка? Ты в неё влюбился?»   - Какая, ещё, Тамарка? - Да, та, что в соседнем доме живёт. Они недавно сюда переехали. Отец начальником милиции работает, а мать – медсестрой в больнице. Она в девятом классе учится: отличница, но всеравно – противная; никуда не ходит, с нами – не играет, и помешалась на Кальмане. Пиликает на скрипке, и то – на чужой. Скрипка – одна на двоих: то хлюпик какой-то к ней приходит два раза в неделю, то она к нему идёт за инструментом. И так – целый год! Последняя информация Никите не понравилась.

- Ладно, сестрёнка, иди, гуляй, а я умываться буду.

- А можно, я тут постою? 

- Ну, стой, если хочешь, - ответил брат, вспомнив, вдруг, Томку. Интересно, почему, это, вчера она ни разу язык не показала?

Томка, Тамарка – какое-то наваждение! - подумал он, обливаясь водой. Скрипка  на  двоих, что девка на троих: играть можно, любить – нельзя. Проделав гимнастику, Никита, даже не позавтракав, отправился на поиски музыкального инструмента.

Увидев на витрине одного из магазинов балалайку, он зашёл во внутрь и спросил у молоденькой продавщицы:

- У вас нет, случайно, в продаже скрипок?      

- Случайно – есть, - ответила девушка,  улыбнувшись.  Для вас приберегли. Она пошла в подсобку, с трудом  нашла нужный товар и показала покупателю.

         - За то, что это скрипка Страдивариуса, я не ручаюсь, - сказала она, лукаво улыбнувшись, но в том, что на ней все струны – уверена. Считайте, что вам повезло! Заплатив за инструмент, Никита направился к выходу. - Подождите, - окликнула его продавщица.  Может эта вещь и лишняя,  но зачем она мне, - сказала она, отдавая смычок.  - Привет Томке, лейтенант! - крикнула она уже вдогонку, перестав улыбаться.

         К вечеру Томка уже знала, что Никита приобрёл скрипку, и всем рассказывала, как он ловко на ней играет. Он же думал иначе, потому что взял её в руки первый раз. То ли дело – гитара, на которой он,  действительно, играл виртуозно.  

         Если лебёдушка не может выпорхнуть в окно, её следует вывести через дверь, - решил Никита и стал готовиться к этой операции. Надев парадную форму, и освежившись «Шипром» – новым, только что появившимся в продаже одеколоном, он вошёл в дом Тамары и, по-гусарски элегантно, обратился к её родителям:  - Я ваш сосед – Никита Боянов. Разрешите пригласить вашу дочь в кино, если она – не против,  - «Она» – не против, - ответила за родителей Тамара, поражённая изысканными манерами лейтенанта. Отец в недоумении посмотрел на дочь, опустившую глаза, а потом на жену.  - Если она желает, - сказал он нерешительно, - то…

- Желаю, желаю, - перебила его Тамара. - А уроки выучила? - спросила мать. - Да. Правда, физики немножко осталось, немножко математики, немножко химии и совсем немножечко литературы. После кино – доучу!  - Ну, ладно, идите, - сказал отец, а мать добавила: «Не делайте, только, глупости!». Тамара зарделась и пошла переодеваться.

Выйдя через нормальную дверь, Никита взял девушку за руку, как в детском садике, и повёл по улице, на глазах болтливых соседей. - Ты, Тамара, какие фильмы больше всего любишь? - спросил он, не отпуская руку, потому что через неё передавалась внезапно вспыхнувшая страсть. Он это чувствовал. - Мне нравятся фильмы  музыкальные, - ответила девушка. А сегодня что идёт? - Мистер Икс. Надеюсь, тебе понравится. Фильм, действительно, был хорошим, но молодость – прекрасней! Они сидели в кинозале с закрытыми глазами, прижавшись друг к другу, и упивались счастьем. В этот же вечер  Никита её поцеловал. Тамара не противилась, но, волнуясь, тихо, почти шёпотом, сказала: «Теперь ты – не должен меня бросить…».

Следующая встреча произошла в субботу, когда не надо было учить уроки и идти в школу. В кино они не пошли, хотя и билеты были взяты, а гуляли, обнявшись, по посёлку, рассказывая  друг другу разные истории, часто целуясь. Проходя мимо старого, покосившегося домика, с низенькой, соломенной крышей и заколоченными окнами, Тамара сказала: «В этой хижине, наверное, жил когда-то неизвестный поэт, жаждущий любви и признания, но его не поняли и забросали камнями». Там, действительно, валялись камни, и, от этого, веяло романтикой. Усадьба была запущенной, и потому, как всё заросло бурьяном, было видно, что она пуста. Влюблённые вошли во двор и, под кронами огромной яблони, стали целоваться. Никита целовал Тамару в глаза, в губы, в шею и, крепко обняв за талию, шептал: «Милая, хорошая, любовь моя безмерная…». Тамара молча, с таким же трепетом, отвечала на поцелуи. Стояла осень, но на сердце была весна, потому что первая любовь – чувство весеннее: яркое, чистое, как цветы ранние. Нельзя уже было разобрать, кто кого целует: два молодых создания слились в одно божье творение, имя которому – ЛЮБОВЬ. От частых поцелуев влюблённые  задыхались. Усевшись на скамью, которая была под другим деревом, они, отдышавшись, с ещё большей страстью стали обмениваться чувствами. От жарких поцелуев у Тамары закружилась голова, и она стала падать. Не прекращая целовать, Никита помог ей улечься на скамью, и притронулся к месту, которое у девушёк считается священным. С Тамарой произошло странное, чего раньше  не было: она куда-то провалилась, и ей стало так хорошо, что не описать словами и, даже, не выразить музыкой Кальмана, которую  очень любила. Такое сладкое ощущение она, прежде, не испытывала. Тамара не могла говорить: она влюблёнными глазами смотрела на парня и учащённо дышала. Когда Никита снова притронулся к тому месту,  с мольбой прошептала: «Не надо, милый, прошу тебя. Мы и так счастливы. Мне раньше не было так хорошо. Это – впервые». Никита послушался и, став на колени, нежно поцеловал её руку. Он не стремился обесчестить девушку, но почти сделал это, и ему стало стыдно. - Прости, - прошептал он, продолжая стоять на коленях. Тамара взяла его руку, прижала к своей набухшей груди, также тихо ответила: - Это, ты, меня прости,  и… заплакала.

Завтра же пойду  к  родителям и попрошу её руки, - решил Никита, слизывая чистые, девичьи слёзы. Ему, вдруг, показалось, что целует он Тамару, как прощается: прощается страстно, но неизбежно и навеки. В душе появилась тревога. - Идём домой, милая. Уже поздно…

 - Где тебя черти носят? - набросилась на Тамару мать, как только та переступила порог дома. Отец хотя и молчал, но смотрел на неё с нескрываемым укором. Никита, тоже, думал о них, и представлял, как будет завтра просить руки их дочери. В животе что-то кольнуло. А сколько, интересно, Тамаре лет? В животе снова кольнуло: на этот раз сильнее и правее. О, Господи, да она же – школьница, несовершеннолетняя! - подумал он с сожалением. Как же быть? Боль усиливалась, а к утру стала невыносимой, и пришлось вызвать неотложку. Через два часа лейтенант Боянов лежал на операционном столе, где ему удаляли воспалившийся аппендикс.

 К Бояновым пришла Томка. Не зная о случившейся беде, она, с присущей ей болтливостью, показала Катьке импортные босоножки, какие не найти в свободной продаже.

- Померяй. Та померила. Оказалось – в самый раз.

- Нравятся? - спросила Томка.

- Да.

- Тогда носи: я их тебе дарю. А где Никита? Он, что-то, в клубе не появляется. - Его «скорая» увезла, - сообщила растроганная сестра.

 Узнав, что Никиту увезли в больницу, Тамара перепугалась. Это из-за меня, наверное! Пока она терзала себя догадками, Томка-соперница действовала: она прибежала в больницу раньше матери и старалась хоть чем-нибудь помочь больному. Увидев в палате знакомое лицо, Никита удивился: - Ты, что, вместе со мной на каталке приехала?  - Нет, - ответила девушка. Я была здесь,  ждала тебя. И всегда буду так делать, если захочешь. Никита закрыл глаза, а когда открыл их – Томки уже не было. Не боясь молвы, она поцеловала его в воспалённые  губы и ушла. Почему Томка, а не Тамара? Должно, ведь, быть наоборот!

В отличие от Томки, не вылезавшей с больницы, Тамара не пришла ни на второй день, ни на третий. Это из-за меня, - подумал Никита: слишком вольготно я вёл себя с нею…

На четвёртый день появилась и Тамара. Она пришла в белом, длинном платье, как невеста, по-взрослому закрутив свои чёрные косы. Возможно, судьбы их сложились бы иначе, если б в это время там не было Томки. Тамара вошла в палату, и, увидев соперницу, растерялась.  - Мама с-сказала, что б я навестила  т-товарища…   лейтенанта, - помогла ей выразиться Томка, чувствующая себя хозяйкой положения.

- Ну, как ты?

- Нормально.

- Тогда, я пойду, - сказала она уже уверенней, перестав заикаться. - Тамара, не уходи: поговорить надо, - попытался её задержать Никита, но та направилась к выходу, сделав вид, что не услышала. Она была не только страстной девушкой, но и гордой.  «Мама с-сказала, мама с-сказала», - передразнила её соперница. Мне, например, никто не подсказывал: сама пришла, по своей воле. «Тама-а-ра, не уходи», - обиделась Томка. Никита загрустил. Заметив это, она уже миролюбиво сказала: - Прости, товарищ лейтенант, я больше не буду «баловаться». Никита, молча выслушал её тираду, а потом тихо попросил: - Тома, не приходи больше в больницу, пожалуйста.   - Буду приходить! - ответила она с раздражением, взяла сумочку и вышла с палаты. Но Томка больше – не появлялась. Не было и Тамары.

Никита быстро поправлялся. Через неделю он уже нормально ходил, а через десять дней – его  выписали из больницы. Дома парень замкнулся  и думал, только, о Тамаре. «Не верит она мне: подозревает в измене.  Что ж, стало быть – не судьба!»        

Через два дня лейтенант Боянов стоял на перроне вокзала, держа в одной руке небольшой чемодан, а в другой – скрипку, не переставая думать о Тамаре. Подошёл поезд. Никита хотел уже садиться в вагон, как увидел, стоявшую в сторонке Томку, пристально на него глядевшую. Он подошёл к ней. - Хорошая ты девушка, Тома. Прости, если обидел. А это тебе – вместо цветов, - сказал он, отдавая скрипку. Поезд тронулся. Никита её поцеловал и побежал догонять свой вагон. Томка не знала, что делать: радоваться, или – плакать. Было и то, и другое. Она, счастливая, смотрела на уходящий поезд и маленьким платочком протирала глаза.

Бежало время. Навстречу тёплому, затянувшемуся бабьему лету, пришла холодная, дождливая осень, с её ветрами и листопадом. Опустели улицы. У «хижины» безымянного поэта оголились деревья, покрыв единым, жёлтым ковром скамью и землю. По утрам всё это покрывалось инеем и искрилось в лучах восходящего солнца. Тамара несколько раз приходила на это место, садилась на родную скамью и придавалась воспоминаниям. Почему он меня бросил? Я же ко всему была готовая? Завывал ветер, нагоняя страх и тоску. От жгучей боли щемило сердце, и слёзы удерживались с трудом. Томка же, в отличие от неё, потеряв надежду на письма, часто плакала, уткнувшись в подушку, чтобы мать не видела.

Никиту судьба бросала с одного места на другое. Армейская служба исковеркала жизнь, а изменить лейтенант Боянов ничего не мог, потому что дорогу выбирал не сам, а шёл по той, какую ему указывали.

Затем и весна пришла. Весело защебетали птицы, зазеленели деревья, ожила природа. Томка открыла футляр и вынула из него скрипку, под которой лежал небольшой листочек ватмана, на который она раньше не обратила внимание. Развернув его, она вздрогнула: это был рисунок, со старательно выведенными словами:  ЛЮБЛЮ, ЛЮБЛЮ, ЛЮБЛЮ. Положив инструмент, она стала изучать «сотворение искусства». Лицо девушки, там изображённой, показалось знакомым. Скрипка взвизгнула. От чего, это, она? - удивилась Томка. Через некоторое время, опять: «Дзи-и-нь». И так – несколько раз. Вначале это забавляло, затем – раздражало, а потом стало пугать. Это ж скрипка плачет! - ужаснулась девчонка. Так и с ума сойти можно.                      

          Томка уже знала, что надо делать. Она оделась поприличней,  чтоб выглядеть не хуже соперницы, взяла инструмент и отправилась к Тамаре. Подойдя к калитке её дома, постучала по забору, висевшей на верёвке колотушкой. Вышла Тамара.

         - Тебе чего? - спросила та грубо.

         - Да, вот, возьми. Это – твоё. Чужого мне – не надо, - ответила Томка спокойно. А Никиту – не жди: он не вернётся. Не он тебе изменил, а ты его предала, - сказала она, бросила рисунок, и, отвернувшись, чтоб не показать слёзы, пошла прочь. Тамара же, ничего не понимая, подобрав  рисунок, долго ещё стояла на том месте, откуда первый раз увидела  «незнакомого» лейтенанта, идущего по улице.

         Прошли лето, снова осень и зима. Тамара ещё раз навестила «хижину поэта», когда там уже цвели яблони и щебетали птицы. Она села на скамью, закрыла глаза и долго-долго обо всём думала, а потом низко поклонилась деревьям, единственным свидетелям её первой любви, и, не спеша, ушла домой.  Через месяц, сдав экзамены в школе, она переехала на новое место жительства, оставив для Никиты небольшое письмо.

        Чтобы хоть как-то разнообразить жизнь, Боянов занялся творчеством: начал сочинять стихи и писать музыку. Песни его распевались на офицерских вечеринках, которые устраивались по очереди в общежитии и, даже, печатались в газетах. Вначале это приносило удовлетворение, но вскоре надоело. Письма к Тамаре были без ответа, а остальное, каким бы хорошим не было – его не радовало. Друзья стали замечать, что на вечерах, в самый разгар веселья, он часто с гитарой забивался в угол и начинал играть  какой-то грустный романс, шевеля губами. И не понятно было: то ли он слова проговаривает, то ли – кого-то  целует. Слов этих никто не знал, но все понимали, что они о ЛЮБВИ.

          Прошло два года, как лейтенант Боянов стоял на перроне вокзала, надеясь увидеть Тамару. Но она – не пришла. Несмотря на это, он её ни разу не упрекнул и продолжал любить. Способность любить – это не заслуга наша, а дар Божий, который  надо ценить. А любить есть что: это и небо, и море, лес и цветы.  Но лучше всего для этого подходит женщина, воплотившая в себе всё сразу: глубину небес, тепло солнца, музыку цветов и запах  тела. Любить её – счастье. Счастье любить не только тогда, когда она, отвечая взаимностью, допускает к себе, но и тогда, когда она это сделать не может. Слава, этой, женщине, и слава той, которая, проходя мимо, молча озарила  вас взглядом!  

         Боянова вызвали в штаб. - Тебе, лейтенант, придётся отправиться в командировку, - сказал начштаба. Другой кандидатуры – не нашли. Я знаю, что ты и в отпуске ещё не был, но обстоятельства складываются так, что лучше тебе выполнить это задание, а потом решать остальные вопросы. - Какие, ещё, вопросы? - спросил Боянов. - Получен приказ о твоём переводе в другой полк. Не думаю, что новичкам там летом отпуска предоставляют. Поэтому мы и решили отправить тебя сначала в командировку,  затем – в отпуск, и только потом – в другую часть.

         - Куда командировка?

         - В Воронеж, на одно «закрытое» предприятие. Инженер полка тебе всё расскажет. От Воронежа до Чертомелей – рукой подать, - прикинул Никита. - Сколько суток даёте на командировку? - спросил лейтенант. - Шесть. - Восемь, - поправил его Боянов. - Хорошо, пусть будет, восемь, - согласился начштаба. Иди в строевой отдел и оформляй документы. Там – в курсе.

            На обратном пути, выполнив задание командования, НикитаПродолжение »