Стерва

      В годы войны Красная Армия была оснащена не только тяжёлой артиллерией, танками и самолётами, но и кавалерией. А лошади, как известно, существа живые, и хотят, есть: им надо сено подавать. Заготавливать же его в зоне боевых действий, было, как-то, несручно, потому что везде стреляли, а готовое уже сено так быстро возгоралось, что оставалось только диву даваться: как это оно от одной шальной пули мигом превращается в пепел. Учитывая это, высокое начальство решило, что сено для нужд Красной Армии следует заготавливать в Саратовской области, где и пулемёты не стреляют, и фашистские самолёты не летают. Создавать этот важный стратегический пункт начали со строительства небольшого барака, возле железнодорожного полотна, на одном из участков Приволжской железной дороги. В барак поселили единственного железнодорожника, с женою, который был стрелочником и обходчиком, начальником станции и кассиром, потому что там, несмотря на то, что ещё не было административного названия, уже останавливались пассажирские поезда. По обе стороны специально проложенного пути, вскоре выросли огромные штабели, плотно спрессованного и перевязанного  проволокой, пахучего сена. Пассажиры проходящих поездов, высовываясь из вагонов, с любопытством смотрели на этот ландшафт и говорили: «Ого, сколько сена!». А новую остановку, которая быстро превращалась в станцию, назвали – Сенной. Параллельно со строительством сеносборочного пункта, строился и аэродром, ставший перевалочной базой самолётов,  отправляемых на фронт. Шли тяжёлые бои под Сталинградом. Советские лётчики, рассказывал полковник Мухин – участник  тех событий, преследуя фашистские самолёты, по непонятным причинам стали терять сознание. Это навело на мысль, что противник, в воздушном бою, использует какой-то газ. Наличие газа в арсенале немецкой армии подтверждали и рабочие, производившие расчистку полевого аэродрома под Кантемировкой, после изгнания немцев. Они рассказывали, что там были обнаружены  баллоны с отравляющими веществами, состав которых никто не знал. Для разработки альтернативного оружия, в посёлке Шиханы, недалеко от станции Сенной, была создана военно-химическая лаборатория, впоследствии преобразованная в НИИ. Для обслуживания этой лаборатории  была выделена специальная авиационная эскадрилья, с местом дислокации на этой же станции. Но поскольку посёлок только зарождался и не имел своего названия, аэродром нарекли Багай-Барановским – по названию ближайшей деревни. Он и поныне так именуется, несмотря на то, что станция Сенная давно уже переросла своего прототипа и существует, как самостоятельная административная единица. Личный состав авиационной части вначале размещался в палаточном городке, сооружённом в сосновом лесу, а с наступлением холодов, переселился в построенные для него казармы-бараки. Часть же личного состава, преимущественно командного, была расквартирована в деревне Багай-Барановке, многие женщины из которой навсегда связали свою судьбу с авиацией, став жёнами военных. Первоначальная сеносборочная площадка уже не обеспечивала складирование готовой продукции, и её пришлось расширять. Для обслуживания аэродрома тоже требовались подъездные пути, тупики и стрелки. Станция росла, а с нею и штаты обслуживающего персонала. Появились новые дома, магазины, школа. На усадьбах новосёлов выросли фруктовые сады, палисадники. Невзрачным и запущенным оставался лишь один участок, где в маленьком бараке продолжал жить  первый поселенец Сенной, Анатолий Зайцев – чуваш по национальности и «Сям-там» – по прозвищу. Когда у него спрашивали «почему во дворе бурьян не убирается», он всегда отвечал: - А зачем? Я – железнодорожник. Сегодня – сям, а завтра – там, что означало: сегодня я здесь, а завтра –  меня уже тут не будет. И нечего, дескать, зря жилы рвать.

         Посёлок рос и развивался, а Зайцев тупел и старился. От его былой славы, когда он был всему голова, не осталось и следа. Он не продвинулся по службе, не стал, даже, Министром путей сообщения, но это не помешало его супруге быть женщиной и родить двух Зайчат. Как это произошло – Сям-Там до сих пор в недоумении: может, сам  в этом замешан, а может – солдаты помогли, когда стрелки переводил. Но, как бы там, ни было, мальчишки росли крепкими и здоровыми. Старший – Юрий учился уже в 10-м классе, а младший – Олег – в 8-м. Они были хорошими ребятами. Мечтали после армии вернуться в родной посёлок, где полюбили сосновый лес, богатый грибами, речку, в которой, кроме лягушек, водилась даже рыба. Мальчишки хотели стать железнодорожниками, как и их отец. Возможно, они и стали бы ими, возможно и выстроили бы большой, светлый дом, как у соседей, с садом и цветниками, если бы шли по другой дороге и не дразнили судьбу.  

         Весной Юрий окончил школу, летом – женился на Жанке, которая выглядела не только красивой, но и скромной, а осенью – ушёл в армию, не успев испить чашу колдовского вина. Проводив мужа в солдаты, Жанка устроилась работать в воинскую часть подавальщицей в офицерской столовой. Обладая броской внешностью, она сразу обрела поклонников, оказывающих ей разные знаки внимания. Несмотря на их натиск, девчонка, какое-то время, сопротивлялась и вовремя возвращалась домой.  Потом она стала задерживаться по «производственной необходимости» и часто ходить в лес за грибами, откуда возвращалась измученной и помятой. Соседи не раз видели её там с незнакомыми мужиками, но чтобы не казаться склочниками, молчали. В основном, это были прикомандированные офицеры, с которыми проще было общаться и, с которыми, не надо было притворяться. А один из них привёл её, даже, домой. - Кто это был? - спросил Сям-Там у невестки, случайно увидев у забора молодого парня. - Да, поздно уже и… командир приказал старшине проводить меня домой, - растерянно ответила Жанка.

         - А почему он сам тебя не привёл?

         - Так он же женатый.

         - А ты, стерва, стало быть – холостая?

         - Завтра же отправляйся к мужу и доложи, чем ты тут занимаешься. Мне из-за тебя на улицу уже  выйти стыдно: люди смеются. Это был – приказ. Ослушаться стрелочника было невозможно: зашибёт!  - Ты, почему не собираешься в дорогу? - строго спросил он утром, увидев, что невестка без дела болтается по бараку.  - Мне завтра на работу. - Плевать я хотел  на твою работу, - выругался Сям-Там и взял в руки качалку, которой жена блины раскатывает. - Я одна боюсь: пусть со мною и Олег едет, - взмолилась Жанка, готовая уже на всё. Вечером, того же дня, договорившись со знакомой проводницей, Сям-Там усадил их на проходящий поезд, приказав младшему сыну не спускать с невестки глаз: как бы она чего-нибудь не выкинула! - Ну, зачем вы так, - обиделась Жанка: я же – верующая. Поскольку Зайчата были без билетов, их проводница упрятала в служебное купе, заваленное матрасами и другими дорожными принадлежностями. Лежать было негде, но сидеть, если прижаться друг к другу – можно. - Олежек, может, свет выключим?  Не так жарко будет?  Выключили свет, но места от этого не прибавилось: руки по-прежнему были стеснены, и они не знали, куда их деть. - Давай, вот-так, - предложила Жанка, и мешавшую его руку пристроила меж своих ног, задрав и без того короткую юбку.      

- Можно, я тоже… расслаблю, - прошептала она и положила свою онемевшую руку ему на колени. Тот, опьянённый близостью молодой и красивой женщины,  инстинктивно передвинул её на то место, которое успело вздыбиться и, сам того не замечая, начал пульсировать телом. Жанка тяжело дышала. Ничего не говоря, она сжала ноги и начала тереться икрами об его руку, подстраиваясь под заданный ритм. В какой-то момент, она их расслабила,  и продвинула ладонь глубже в промежность.  - Тебе так лучше, Олежек? - спросила она дрожащим голосом. Вместо ответа он прильнул к её губам и стал целовать, шевеля пальцами в том месте, которое «лучше».

         Жанка нравилась Олегу с того дня, как появилась в их доме. Он всё время думал о ней. Она снилась ему. Снилась голой и недоступной.  Но то, что произошло сейчас – даже во сне не грезилось.

         В Сызрани, где надо было делать пересадку, маленькая Жанна, молча, шла за Олегом, совсем не интересуясь поездкой. Олег тоже не был от неё в восторге, но, исполняя наказ отца, терпеливо ждал своего поезда. После того, как был подан состав, и они вошли в свой вагон, Олег наклонился к Жанке, чтоб поцеловать. Та, как кошка, царапнула его и, ощетинившись, оттолкнула. - Ты, это, чего? -  спросил он робко.  - Тебе мало того, что со мною сделал? Ты же знал, что я – верующая, и мне  нельзя было этим заниматься! Что я, теперь, скажу мужу? Как я буду смотреть ему в глаза? Жанка так расплакалась, как будто её только что лишили девственности. Олег опешил, и ему стало стыдно. - Прости, Жанна, - сказал он. Тебе не придётся смотреть мужу в глаза, потому что я сам в этом сознаюсь, а там – что будет. - Не надо, Олежек. Не надо, миленький, сознаваться, - взмолилась Жанка, сразу перестав плакать. И я об этом никому говорить не буду. - Поклянись, - потребовал Олег. - Клянусь, клянусь, - пообещала она. Пусть меня изнасилуют, если я, когда-нибудь, нарушу эту клятву. Ну, и ты, дай слово, что никогда не будешь путаться с другими бабами. - После того, Жанна, что я испил с тобою, я даже не замечу, если они все издохнут. Девушка  встала на цыпочки, чтоб дотянуться до его губ,  и стала целовать.                

         В Москве, куда они прибыли поутру, Жанка пересела на электричку и отправилась в Клин, где служил муж. Олег тоже хотел проведать брата, но она воспротивилась. - Нельзя тебе туда ехать, Олежек, - сказала она с сочувствием. Ты, только, внешне вымахал до неба, а лицо у тебя такое же прозрачное, как аквариум в зоомагазине: всё видно, что внутри творится! Погуляй, лучше, по городу, а там – я и сама справлюсь.

         Увидев жену на КПП, Юрий обрадовался. - Какими судьбами? - удивился он. - Захотелось проведать, - ответила Жанка, улыбаясь. Как ты здесь? - Нормально. - Сколько служить осталось?  - Четыре месяца. Юрий обнял жену и прижался, чтоб поцеловать, но она ловко увильнула, отступив назад: от него неприятно пахло табачной гарью и потом.

         - Как там дома? - спросил солдат.

         - Хорошо. Ругают, только, за то, что работаю в воинской части. Ищи, говорят, другую работу, а где я найду её в нашем посёлке?         - Это они зря.  - Вот я и приехала, с тобой посоветоваться. - Работай, где хочешь, а я в письме попрошу, чтоб тебя не трогали. Жанка, пересилив брезгливость, поцеловала мужа в губы. - Так ты, прямо сейчас и напиши, а то забудешь, ненароком, а у меня опять начнутся проблемы. Юрий выпросил у дежурного листок бумаги и, присев на корточки, написал:

                                     Здравствуйте, папа и мама!

Рад, что увидел Жанну. Она всё рассказала. Мы обо всём договорились. Пусть работает, где хочет, а вы, пожалуйста, ей в этом не препятствуйте. С низким поклоном – Юрий.      

Он свернул треугольником письмо и, ничего не подозревая, отдал жене. - Олег тоже приехал, - сказала Жанка. Сейчас бегает по магазинам и ищет себе новые джинсы. Если позволит время, мы, завтра, вдвоём к тебе приедем: всё зависит от того, на какой поезд удастся приобрести билеты. Они распрощались. Юрий, расстроенный, возвратился в казарму дневалить, а Жанка, довольная, возвратилась в Москву, где на Павелецком вокзале её беспокойно ждал Олег. Встретившись, она уже не царапала ему лицо, хотя и была «верующей», а первая обняла и поцеловала. - Что, теперь? - спросил Олег. Пойдём в кассу за билетами?  - Нет, нет и нет, - ответила Жанка. Мы, что, не крутые?  Через час они уже сидели в отдельном номере гостиницы, и пили вино. Немного захмелев, Олег, всё ещё робея, спросил: - У тебя, там, ничего с ним не было? Жанка, поняв, о чём идёт речь, звонко рассмеялась. - Миленький, разве я могу тебе изменить? После того, что было в поезде – я навеки твоя! Сказав это, она, как бы спасаясь от жары, сбросила с себя блузку, оголив соблазнительные груди.

- Давай зашторим окно, - предложил Олег. Может не так жарко будет!  - И разденемся, - добавила Жанка…

В Сенной,  только в привокзальном буфете, мужики могли культурно собраться, выпить пива и поговорить о делах. Можно, конечно, это сделать и в другом месте: на рыбалке, в гараже, или – в подворотне, прячась от жён и начальства.  Но это – не для всех. Иногда они прихватывали бутылку водки, тайно распивали её и, захмелев, рассказывали друг другу разные истории. - Поехал я, как-то, с другом на рыбалку, - начал врать бравый старшина с голубыми погонами. Водку взяли, закуску. Водку в речку опустили, чтоб не нагрелась, а сами – сеть забросили. Стали волочить, а она – неподъёмная. Еле на берег вытащили. Сразу пять мешков рыбы выбрали.  - Бывает, - согласился с ним Сям-Там. - Погрузили, значит, мы эту рыбу на велосипед и поехали домой, а водку – в речке забыли. - Ну, и врать же ты мастак, - усомнился Сям-Там. Сколько живу – такого, ещё, не видывал! - А у нас интересней случай был, - поддержал разговор, подсевший к ним лесничий. Поехали мы тоже, как-то, на рыбалку. Взяли, как и положено, водку, закуску. Место хорошее выбрали – за 100 км, от дома. А день такой был славный, как в раю: тихо, птички щебечут,  и рыба с воды выплескивает. - Бывает, - согласился Сям-Там. Старший группы и говорит: - Давайте, ребя, для тонуса немного примем. Все согласились. Приняли. Потом – выпили и ещё приняли. Солнце же жгло, как в пекле. Старший и говорит: «Вечером, ребя, и жара спадёт, и клёв будет лучше. Не будем торопиться!».  Смотрим – и бутылки уже  пустые: в воду ставить нечего. Старший говорит: «Погода мне, что-то, не нравится. Паутина, какая-то, летит и небо хмурится. Может, не будем сети мочить? Если  сейчас снимемся, то и в магазин ещё успеем. Все согласились. - Вот тебе-то я верю, - сказал Сям-Там, наполняя стаканы. Хороший у вас был «старшой». С таким и в разведку идти не страшно! - А я Сталина видел, - похвастал  Сям-Там.

  - В мавзолее?  - спросил лесничий.

  - В мавзолее – Ленин, а я видел Сталина, как вижу тебя.

  - Где ты мог его видеть, если, кроме Сенной, нигде не был?             - Он сам сюда прилетал.

  - Ну и брехун же ты, - усомнился старшина.

  - Не брехун я, - обиделся Сям-Там. Василий Сталин – сын Иосифа, в войну сам сюда прилетал. Его многие видели.

  - И в каком же он был звании?

  - Капитан.

  - Это много, или – мало?  спросил лесничий.

         - Тогда было много: ниже генерала, но выше старшины, ответил Сям-Там, посмотрев на погоны собеседника. В войну лётчики были, в основном, сержантами, да старшинами, а капитан – звание  редкое. Это сейчас на аэродроме сплошные лейтенанты да капитаны. За них, даже, девки замуж выходить не стремятся, а норовят угодить под старшину: у него и жалованье приличное, и воровать – умеет! Сям-Там мог бы ещё многое рассказать, но подошёл поезд, и ему пришлось покинуть компанию. Выйдя на перрон, он увидел невестку и сына, возвратившихся с поездки. Поздоровавшись, они  до самого дома шли молча.

         - Вы, что, поругались? - спросил Сям-Там, уже дома.

         - Устали, - ответила Жанка, отдавая письмо от Юрия. Тот прочитал его, скомкал, и, с разочарованием пробормотал: «Стало быть, простил. Ну и чёрт с вами. Это – не мои проблемы».

С этого момента в дом Зайцевых пришло затишье. Олег готовился к поступлению в институт, а Жанка – спокойно работала в офицерской столовой и вовремя возвращалась домой. Иногда они вдвоём ходили в лес, и возвращались оттуда, хотя и помятыми, но счастливыми, с полной корзиной отборных грибов. - Олежек, приходи за мною в гарнизон, - попросила однажды Жанка. А то ко мне – прилипают…  По её лицу было видно, что она не шутит.

- Ты, это, куда? - спросил Сям-Там у сына, когда тот вечером собрался уходить из дома.

- Жанка попросила забрать её с работы, потому что к ней пристают. - Надо же: совсем святой стала, стерва, - сказал свёкор и перекрестился. Вечерние прогулки с Жанкой стали постоянными. А однажды, когда родителей не было дома, Олег закрыл шторы в окнах, зажёг свечи, и под музыку Мендельсона стал медленно раздеваться. Жанка с точностью копировала его действия.

- Где ты научился такой прелюдии? - спросила она.

- Какой, ещё, прелюдии?

- Ну, с раздеванием. Просто, как в романе!

- Не читал я пошлых романов, - ответил Олег и, взяв Жанку на руки, понёс на кровать.

- А то, что мы делаем, разве не пошлость?

- Нет. Это хоть и подлая, но любовь. Постучали в дверь. Отодвинув штору, Олег увидел уходящего почтальона. Наверное, письмо принёс, - подумал он и вышел на улицу. Вместо письма, на торчащем гвозде, была наколота телеграмма:      

Прибуду пятого, Саратовским, вагон шестой – Юра.

  Олег, как шальной, заскочил в комнату и панически крикнул:     - Вставай быстрее. Приехали!

- Куда приехали? - не поняла Жанка.

- Туда, где темень и мрак, где пустота и бессмыслица.

- Ты, что, Олег, спятил?

- На, читай.

- Ой, что же нам делать? - воскликнула Жанка, прочитав телеграмму. В дверь опять постучали: на этот раз – родители.

- Что с вами? - спросил Сям-Там. Вы, как с омута вылезли! А мать, прочитав телеграмму, запричитала: - Ой, Боженька, как же быть? Мы же и к поезду не успеем! Родители засуетились, а Олег с Жанкой – растерялись. До прихода поезда оставались считанные минуты. Все, кто в чём, поспешили на вокзал встречать гостя. На полпути Олег спохватился и побежал обратно.  - Идите, я – догоню, - крикнул он и прибавил шагу. Дома он схватил сумку с документами, деньги, приготовленные для учёбы, и побежал к вокзалу, где уже стоял Саратовский поезд. Жанка видела, как он вскочил в последний вагон и скрылся в тамбуре. Пока родители обцеловывали солдата, она тоже впорхнула в вагон, из которого только что вышел Юрий, и спряталась в купе. Состав тронулся. Без документов и денег, без прошлого и будущего, молодая, запутавшаяся в дебрях любви женщина, оказалась в поезде.

- Куда все подевались? - чертыхался Сям-Там. Один домой побежал, как с цепи сорвался, а другая  –  сквозь землю провалилась.

Просматривая вагоны, Жанка в одном из купе увидела Олега. Он стоял у открытого окна и, видимо, плакал. Она подошла сзади и, тоже плача, стала ждать, когда у парня перестанут вздрагивать плечи. Почувствовав кого-то за спиной, Олег обернулся.

- Теперь тебе решать, - сказала Жанка, - что со мною дальше делать: можешь увезти с собой, а можешь – сбросить с поезда. Моя судьба – в твоих руках. Олег, почти по-детски, обнял девчонку и, слизывая слёзы с её лица, стал целовать…